Здравствуй, Галактика! [Cборник] - Владимир Рыбин

— Профессор Псишка?

— Ну я, ну и что? У каждого бывают ошибки. Если хотите знать, в научной работе отрицательный результат тоже результат.

Профессор подпрыгнул, поджал ножки и с размаху сел на муравейник.

— Я к ним и так и этак, а они кусаться! Дождались, когда уснул, залезли под одежду да ка-ак куснут все разом!.. А вы кто такой?

— Ваш друг. Вы говорите, что они вас куснули все разом? Одновременно?

— Э… видите ли… я спал…

— Так это же величайшее открытие! Они откликнулись! А поскольку челюсти у них — единственный известный нам способ общения, то они и пустили его в ход.

— Вы полагаете?…

— Терпите, профессор. Терпите и старайтесь понять, что они хотят сказать, кусая вас. Терпите, мученик от науки. Не обижайте ваших братьев по эволюции…

Петер шутил, но ему было не до шуток. Иногда по утрам, когда рассеивался туман спиртного и кошмарных снов, он с тоской смотрел на календарь и считал часы до катастрофы. Тогда он распахивал окно, глядел на город и плакал от бессилия. Как в детстве, когда тверда была вера, что на слезы слетаются добрые ангелы.

Однажды это протрезвление пришло поздно вечером. Петер взглянул на календарь и ужаснулся: до пришествия цвагов, а стало быть и до катастрофы, которая за этим последует, оставалось восемь часов.

— Нет! — закричал он, перепугав Мелену. — Не может быть!

Он накинул плащ и выбежал на улицу. Тихий дождь сгонял в канализационные трубы дневной зной, оживлял полузадушенных жарой горожан. Люди шли пестрые в свете реклам и улыбались дождю. А Петер бежал мимо них, думая о том, что завтра, всего лишь завтра такие дожди будут вызывать ужас.

Мелена едва поспевала за ним, ни за что не желая отпускать Петера одного. Ночью они вломились в квартиру белобородого Вонани.

— Вы же обещали рассказать… — начал ученый.

— К черту счеты! — раздраженно перебил его Петер. — В шесть утра мир взлетит на воздух!

К счастью, Вонани относился к той редкой категории людей, которые, несмотря ни на что, предпочитали верить другим. Он провел ночных гостей в лабораторию, где все еще стоял старый ржавый котел. Петер забрался в люк. Мелена решительно полезла за ним.

— Я буду с тобой, — заявила она.

Он не стал спорить. Теперь ему было все равно.

Цваги заставили долго ждать. С полчаса Петер видел перед собой только светлый круг люка-иллюминатора и за ним белый халат Вонани. И когда нервы готовы были лопнуть от нетерпения, он почувствовал невесомость и услышал далекий свист в зеленом трепетании тонких лучей.

На этот раз все было как-то иначе. Петеру даже показалось, что он чувствует холод. Так во сне идешь босиком по снегу и знаешь, что это не реальность, и знаешь также, что за этим какая-то реальная основа. И просыпаешься и находишь, что сон не фантазия, что ногам действительно холодно, потому что во сне ты их высунул из-под одеяла. Вот и теперь был словно сон, только такой, от которого нельзя самому проснуться.

Мелена раскрыла рот, пытаясь что-то сказать, но Петер ее не услышал. Он взял Мелену за руку и стоял так, переступая по серому лунному гравию.

— Что вы хотите?

Мелена вздрогнула и оглянулась.

— Вы не должны этого делать! — крикнул Петер в черную пустоту.

— Мы давали вам время.

— Что нам ваше время? Мы же совсем другие. Вы приходите как диктаторы, предъявляете ультиматум, сулите золотые горы. А мы не умеем, понимаете, еще не можем ничего принять. Если ваша цивилизация так высока, то она должна быть доброй. Как же иначе?!

Петер умолк, не слыша возражений. Ему показалось, что он говорит сам с собой. Так бывает на больших митингах, когда теряется неуловимая ниточка-связь между оратором и толпой. Оратор все еще говорит, накаляет себя, а вокруг уже космический холод равнодушия.

— …Давайте нам то, что мы можем взять. Укажите для начала хотя бы лекарства от наших болезней. Вы молчите? Вы понимаете, что для этого вам понадобится изучить болезни, а стало быть, и всего человека со всеми его историческими, биологическими, психическими противоречиями и сложностями. Для этого вам пришлось бы повторить нашу жизнь, начав все сначала. Но в этом случае еще неизвестно, сумеете ли вы указать лекарства раньше, чем мы найдем их сами…

— Что же вы не возражаете? — раздраженно крикнул Петер.

И снова ему не ответили.

— …Нельзя ребенка сделать сразу большим. Он должен сам пройти все стадии роста. У нас тоже бывают резкие скачки, мы их называем революциями. Но они закономерный, необходимый этап эволюции. А вы предлагаете взрыв. Чтобы ничего старого и все новое. Это гибель эволюции. Это не наш мир. Человечество погибнет сразу или выродится. Возможно, вы нас будете кормить и баловать, как мы наших кошек и собак. Но не думаете же вы, что нам понравится такая перспектива? Неужели вы не понимаете, что вся суть социальной эволюции в праве самим разрешать свои трудности. Помощь? Давайте нам помощь, которую мы в состоянии принять. Решение наших проблем без нас и за нас — это гибель…

— Что же вы предлагаете? — услышал Петер и обрадовался блеснувшей надежде.

— Выход есть, — быстро заговорил он. — Живите себе на Луне, на Марсе, где хотите, но оставьте нас в покое. И давайте общаться в тех пределах, в каких мы можем вас понять. Наши ученые найдут пути к вашим знаниям. Будьте учителями, а не фельдфебелями. И не надо ни отметок, ни розог. Пусть мы сделаем не все так, как вам нравится, но мы не покусимся на ваш покой. А со своими дураками мы сами справимся. И атомные бомбы уничтожим, и глупость обезоружим. Нужно только время. В конце концов мы же разумные существа…

И вдруг упало густое черное небо. Беззвучно рухнули, провалились белые острые скалы. И розовый свет стал заливать черную ночь. Петеру показалось, что свет пахнет. Он потянул носом, уловил запах левкоев. И в тот же миг почувствовал, что лежит на чем-то неровном и колючем. Открыл глаза, увидел бело-розовые цветы и за ними густое рассветное небо.

Петер приподнялся, опираясь рукой о рыхлую влажную землю. И увидел, что сидит посреди цветов на большой клумбе городской площади, той самой, по которой за ним бегал полицейский. Мелена лежала рядом в неудобной позе неожиданно упавшего человека. Он наклонился над ней, расстегнул блузку и обрадовался, увидев живую пульсирующую кожу в ложбинке под горлом.

— Который час? — спросила Мелена, открывая глаза.

Внезапный страх придавил ему плечи. Может, именно теперь большая стрелка часов подходит к цифре шесть, может, уже через секунду прогремит над миром триллионоглоточный глас накопленных водородных бомб — страшный вестник конца рода человеческого.